Кстати, об алфавите. Я в то время как раз раздумывал о том, как самым простым образом сделать латынь по-настоящему фонетическим языком. Я считал, что в латинском алфавите не хватает трех букв. А именно: буквы для обозначения согласного «U», которая отличала бы этот звук от гласного «U»; буквы, соответствующей греческому «ипсилону» (гласный звук, средний между латинскими «I» и «U»), которой бы можно было пользоваться в латинизированных греческих словах, и буквы, обозначающей двойной согласный звук, который мы передаем на письме при помощи сочетания «BS», но произносим, как греческое «пси». Важно, писал я, чтобы жители провинций, изучающие латинский язык, учили его правильно; если буквы не будут соответствовать звукам, как им избежать ошибок в произношении? Поэтому я предложил для передачи согласного «U» использовать перевернутое «F» (которое используется с этой целью в этрусском языке), то есть писать LAFINIA вместо LAUINIA; половинку «Н» — для обозначения греческого «ипсилона», то есть B-IBLIOTHECA вместо BIBLIOTHECA, и перевернутое «С» — для обозначения «BS», то есть A3QUE вместо ABSQUE. Последняя буква не была так уж важна, но первые две, на мой взгляд, были весьма существенны. Я предложил взять половинку «Н» и перевернутые «F» и «С» потому, что это облегчило бы дело для всех тех, кто пользуется штампованными буквами из металла или глины — им не пришлось бы заказывать новые литеры. Я обнародовал свою книжицу, и человека два сказали, что в моих предложениях есть свой смысл, но, естественно, все это ни к чему не привело. Мать заявила, что может назвать три вещи, которые не осуществятся ни за что на свете: никогда через залив между Байями и Путеолами не протянется улица с лавками, никогда я не покорю остров британцев, и никогда ни одна из моих нелепых букв не появится в публичных надписях в Риме. Я не забыл ее слов, так как они имели свое продолжение.