— Конечно, Брисеида. Когда-нибудь я всем об этом сообщу.
Тиберий, хотя и был напуган, последовал совету Сеяна и написал сенату угрожающее письмо, обвиняя протоколиста в не имеющем себе равных оскорблении императора и попрании его достоинства и требуя, чтобы все это дело было отдано целиком и полностью в его руки, раз самим им его интересы безразличны. Сенат уступил. После того как гвардия под звуки труб прошла через город с мечами наголо, Тиберий объявил, что, если бунтарские демонстрации не прекратятся, он урежет вдвое количество дарового зерна. Затем сослал Агриппину на Пандатерию, тот самый островок, где когда-то томилась в заключении ее мать Юлия, а Нерона — на Понцу, другой крошечный скалистый островок на полпути между Капри и Римом, но вдали от побережья. Тиберий сказал сенату, что оба пленника чуть было не ускользнули из Рима в надежде толкнуть на измену верные рейнские войска.
В семейной жизни Клавдия преследовали неудачи. Мессалина своим распутством и разнузданностью сумела поразить даже видавшее виды римское общество. Когда Клавдий узнал, что она публично справила свадебные обряды со своим любовником Гаем Силием, он приказал казнить Силия и нескольких знатных римских всадников, с которыми Мессалина имела любовные связи. Сама Мессалина была убита по приказанию Нарцисса, опасавшегося, что Клавдий ее пощадит. После ее смерти Клавдий женился на своей племяннице Агриппине, у которой к этому времени был сын от первого брака — будущий император Нерон. Брак дяди с племянницей по римским законам считался кровосмесительным, однако в императорском Риме воля императора была выше законов — дело было улажено, и сенат вынес постановление, разрешающее подобные браки. Агриппина обладала твердым характером и сильной волей. Ее целью было сделать императором своего сына, и этой цели она добивалась, сметая с пути все препятствия, включая самого Клавдия, который был ею отравлен в 54 г. ядом, положенным в изысканное грибное блюдо.
— К черту республику! Наша единственная надежда — новый император. Любой император, лишь бы нам удалось убедить германцев его признать!
— Теперь ты видишь, Германик, что все это — дело ее рук?