— Я только что был у весталок и сделал несколько важных изменений в документе, который у них хранится, и, поскольку произошло это частично из-за тебя, твое имя тоже заняло в этом документе более видное место, чем раньше. Но — ни звука!
Макрон приказал гвардейцам прорвать преграду; несколько горожан было убито и ранено, два-три солдата упали, сбитые с ног булыжниками. Калигула предотвратил дальнейшие беспорядки, и тело Тиберия, как и положено, сожгли на Марсовом поле. Калигула произнес надгробное слово. Оно было сухим и ироничным и очень всем понравилось, потому что в нем много говорилось об Августе и Германике и очень мало — о Тиберии.
— Кровавый пакостник — вот твое имя. Я слышала, так тебя называл Теодор из Гадары, твой учитель риторики на Родосе.
Об этом было доложено Тиберию (но не Афром), имя «Агамемнон» вновь вызвало у него тревогу.
— Что ж, признаюсь, твое присутствие за столом до сих пор причиняет мне некоторое… Но неважно. Если я и нарушила одно из своих старейших правил, это мое дело, а не твое. Ты недолюбливаешь меня, Клавдий? Будь откровенен.
Планцина, похвалявшаяся до сих пор, что разделит судьбу мужа, какая бы доля ему ни выпала, и, если надо, умрет вместе с ним, теперь перепугалась. Она решила защищаться отдельно и рассчитывала, что Ливия, с которой она была в тесной дружбе, вызволит ее из беды. Пизон ничего не знал об отступничестве жены. Когда слушание дела возобновилось, Тиберий никак не проявил к нему сочувствия и симпатии и, хотя потребовал от обвинителей представить более неопровержимые улики отравления Германика, предупредил Пизона, что его попытка силой оружия отбить обратно провинцию прощена быть не может. В тот вечер дома Пизон заперся у себя в комнате, и утром его нашли мертвым — он был заколот собственным мечом, лежавшим рядом с ним. Но это не было самоубийством.