Сказать я ему не сказал, а вспоминать начал. И вдруг понял, что думаю о себе как о совершенно постороннем человеке… Словно тот мужик из анекдота, что перед исполнением супружеского долга колотится башкой об стену и приговаривает: «Чужая, чужая, чужая…»
– Сэр Киджана, – поправил меня воин. – Киджана – лайбон.
Я начал было возражать – мол, похищение было тщательно спланированной операцией, включавшей и милицейскую облаву, – но тут с великим смущением обнаружил, что сёстры омывают мне ноги, яко Спасителю нашему… Не хватало, чтобы ещё вытерли своими волосами!
– Отчислять будем детей греха? Даже платников?
Таня прилетела только во вторую зиму. И точно так же, как в первый раз, жёны жалели Мерлина, а дети не жалели никого и орали что-то бессмысленное. В тот приезд они, кажется, вывели из строя почти настоящего диджея, к которому Мерлин и прикоснуться боялся…
– Якир Наумович, – сказал он. – Якир Наумович Эльяшев.