Потом мы с собакой ждем. Она ждет, чтобы ей дали еще печени. Я же хочу посмотреть на то, чем фармацевтическая промышленность может помочь страдающим бессонницей животным.
— Я думаю, что вчерашнее — это не контрабандный товар. Я знаю этот бизнес, и я уверен в том, что это не товар. И знаешь почему? Потому что я заглянул в контейнер. Знаешь, что там было? Цемент, сотни пятидесятикилограммовых мешков с портландцементом. Я забрался туда ночью. Контейнер был закрыт на висячий замок. Но ключи от грузового отсека всегда висят на мостике. На случай смещения груза. Поэтому, когда я был на вахте, я их взял. Слушай, я был весь как на иголках. Открыл крышку — и ничего, кроме цемента. Я говорю себе, что быть этого не может. Что тут что-то не так. Поэтому я отправляюсь назад на камбуз за шампуром. Чуть в штаны не наложил при мысли о том, что Верлен меня увидит. Два часа просидел в этом контейнере. Перекладывая мешки и протыкая их шампуром, чтобы найти что-нибудь. Спина раскалывается. Кожа на руках растрескалась. Цементная пыль — это страшное дело. Но я ничего не нахожу. Невозможно, говорю я себе. Все это плавание. Полная секретность. Повышенная зарплата, потому что мы не знаем, куда плывем. А на борт они берут всего лишь мусорный контейнер с цементом. Это уж слишком. Я почти не сплю по ночам. Я говорю себе, что тут должны быть замешаны наркотики.
Обычно я плыву против течения. Но иногда по утрам, как, например, сегодня, у меня есть излишек сил, чтобы сдаться. Сейчас, шагая рядом с механиком, я странно, необъяснимо счастлива.
Я ударяю его по ногам. Он тяжело падает на пол. Пытаюсь поднять его, но спина еще слишком болит. Мне удается только приподнять его голову.
Свет от его фонарика освещает камень, отбрасывая тень на стену передо мной. Когда я вхожу в туннель, становится темнее.
Он засовывает молоток в карман куртки. Потом прислоняется спиной к радару. Достает из кармана сигарету.