Кроме следов Исайи, других следов нет. На этой покрытой снегом поверхности не было никого, кроме него.
Из-за того что резиновые сапоги мне велики, носки с меня сползли. Нельзя вести достойное существование в сползших носках. Если ты к тому же устал и тебе страшно. А они смеются. И это совсем не добрый смех. Но от тощей фигурки Яккельсена исходит превосходство, которому все покоряются.
Он морщится, речь идет о сокровенном, мы затронули жизненно важные органы — бумажник и чековую книжку.
Он едет вместе с нами в лифте. Неожиданно у меня появляется желание узнать, кто из них касался Исайи.
Голубой лунный свет, проникающий в салон, создает ощущение прохлады, как будто на кожу попала жидкость. Из-за покачивания судна на волнах по стенам движутся, словно живые тени, квадраты окон.
Я думала о том, что должна скорбеть. Я поговорила с полицейскими, поддержала Юлиану, проводила ее к знакомым и вернулась назад, и все это время не подпускала скорбь к себе, удерживая ее на расстоянии. Теперь моя очередь почувствовать горе.