— Живо, на деревья! — крикнул Гандальф, и все побежали к деревьям на краю поляны, выбирая те, у которых ветки пониже, или с тонким стволом, на который легко влезть.
— Мне следовало догадаться, — сказал Бильбо. — Воистину, не сыскать тебе равных, о Смауг Неуязвимый. Кто еще может похвалиться жилеткой из алмазов чистой воды!
Не успели гномы восхититься меткостью Торина, как вопль Бильбо заставил их позабыть о дичи.
— Ну, сказать по правде, мне не хотелось вас обременять из опасения, что вы заняты. Если можно, я позову.
— О Торин, сын Траина, и Балин, сын Фундина, — прокаркал он (Бильбо все понял, потому что ворон говорил на обычном языке, а не на птичьем). — Я — Роак, сын Карка. Карк умер, но когда-то вы хорошо его знали. Сто лет и три года и еще полстолетья минуло с тех пор, как я вылупился из яйца, однако я не забыл отцовских рассказов. Сейчас я главный у великих вОронов Горы. Мы малочисленны, однако помним древнего короля. Мои вОроны по большей части в отлучке, ибо вести летят с юга — иные добрые, иные не придутся тебе по нраву. Смотри! Птицы слетаются к Горе и к Дейлу с юга, востока и запада, ибо разнеслась весть, что Смауг мертв!
Бильбо понял, как мудро поступил Гандальф. Помехи только раззадорили любопытство Беорна, не то он сразу прогнал бы гномов, как подозрительных бродяг. Он старался никого не пускать себе в дом. Друзей у него было мало, жили они довольно далеко, и Беорн приглашал к себе от силы двоих за раз. А тут у него на веранде собралось целых пятнадцать гостей!