В трехстах ярдах от него высокий мужчина всматривался сквозь летнюю ночь в громаду здания Полис Жюдисер, слева от подсвеченных шпилей Нотр-Дам. Он был в черных брюках и ботинках, шелковая водолазка скрывала белую рубашку и манишку. Он курил длинную английскую сигарету с фильтром, и его лицо казалось слишком молодым для седых волос.
— Очень хорошо, а пока не хотите ли выпить?
Шестью этажами выше и в ста тридцати метрах от них Шакал, крепко держа ружье, закрыв один глаз, смотрел в окуляр телескопического прицела. Он ясно различал черты лица президента, бровь, прячущуюся в тени, отбрасываемой козырьком кепи, глаз, выступающий вперед нос. Он видел, как ушла вниз поднесенная к кепи рука, поймал в перекрестье висок. Плавно, мягко потянул спусковой крючок.
Он уже собрался вновь спуститься по лестнице, но Эрнестина закричала, чтобы он открыл изнутри дверь спальни. Вместе они долго смотрели на глаза баронессы, уставившиеся в подушку, на укрытое до подбородка тело.
Чтобы не тратить время попусту, он учился ходить, прихрамывая на одну ногу. Два дня спустя он добился нужного эффекта: со стороны могло показаться, что у него действительно сломана нога или повреждена коленная чашечка.
В далеком прошлом осталась пустыня Египта. Много воды утекло с того дня, когда недоумевающие и разъяренные полицейские похоронили двух немецких инженеров-ракетчиков, каждый из которых получил пулю в спину. Их внезапная кончина на несколько лет застопорила программу создания ракеты, начатую Насером, и нью-йоркский миллионер, придерживающийся сионистских взглядов, поздравил себя с удачным помещением капитала. Деньги англичанин отработал. Пройдя таможенный досмотр, он взял такси и поехал я свою квартиру в Мейфлауэ.