Добровольцев не нашлось. Заседание закончилось около полуночи. До пятницы, 16 августа, оставалось меньше тридцати минут.
Шакал сделал выбор сразу после полуночи. Двое мужчин буквально ели его глазами. Они сидели за разными столиками и изредка злобно поглядывали друг на друга. Обоим под пятьдесят, один — толстый, с маленькими глазками, утонувшими в обрюзгших щеках, с жирными складками шеи, нависающими над воротником, второй — подтянутый, элегантный, с тощей шеей и обширной лысиной с двумя-тремя прилизанными прядями. В прекрасно сшитом костюме — узкие брюки, рукава пиджака чуть короче манжет рубашки. С шелковым шарфом на шее. Художник, модельер или парикмахер, подумал Шакал.
— Я не хочу, чтобы вы отнимали время у ваших французских коллег предположениями, основанными на давнишних неподтвержденных слухах. Подчеркиваю, суперинтендант, неподтвержденных. Пожалуйста, продолжайте расследование. Как только вы почувствуете, что имеющейся в вашем распоряжении информации достаточно для того, чтобы говорить о причастности этого или другого Чарльза Колтропа к убийству генерала Трухильо, немедленно связывайтесь с французами и одновременно ищите этого человека, где бы он ни был.
— Конечно, все это очень неопределенно. Во-первых, я обратился к полиции лишь семи стран. Шакал может быть швейцарцем, австрийцем или кем-то еще. В трех странах мне ответили, что у них никого нет. Они могут ошибиться. Шакал может быть итальянцем, голландцем или англичанином. И даже южноафриканцем, бельгийцем, немцем или американцем, но не значиться в полицейских досье. Как знать. Мы двигаемся наугад, надеясь на удачу.
Англичанин взглянул на номер дома, опустил в урну недокуренную сигарету и вошел в холл.
— Эрнестина, — он внезапно осип, — кажется, мадам умерла.