— Тогда мы понимаем друг друга. Прощайте, месье Гуссен.
Бельгиец открыл дверь своим ключом. В приемной царил глубокий полумрак, словно за окном была ночь. Лишь редкие полоски серого света просачивались между фотографиями, развешенными на стекле. Англичанин различил очертания стула и стола. Сквозь бархатные портьеры бельгиец провел его в студию и включил верхний свет.
Впервые удача улыбнулась полиции 3 сентября, и, как часто бывает в ее работе, результат принесла обычная проверка документов. На выезде из города Валенс к югу от Лиона, на шоссе Париж-Марсель, патруль остановил частную машину, в которой сидели четверо. Полицейские останавливали сотни автомобилей, проверяя удостоверения личности, но в этом случае у одного из пассажиров не оказалось документов. Он заявил, что потерял их. Всех четверых отвезли в Валенс.
Дело принесли из архива через десять минут, и полковник еще час изучал его, раз за разом возвращаясь к одному и тому же абзацу. А когда многие парижане спешили на ленч, созвал небольшое совещание, пригласив в кабинет личного секретаря, графолога из отдела документации, расположенного тремя этажами ниже, — и двух здоровяков из своей преторианской гвардии.
Столь смело, столь уверенно говорил Лебель, что возражений не последовало. Промолчал даже Сен-Клер де Вийобон.
Он подошел к двери, но снаружи не доносилось ни звука. Эрнестина, должно быть, пекла рогалики и варила кофе на кухне в дальнем конце дома, а Луизон собирался на рынок. К счастью, они оба были глуховаты.