Еще секунду-другую работали пулеметы, напрасно хлеща свинцовым градом по шоссе, и один тяжелый грузовик уже вильнул, медленно заваливаясь в кювет, и с пулеметным же грохотом рвались в сосновых кронах петарды, дождем сыпалась хвоя, отрезая объекту выход из Вязкого мира. Рвались и специальные заряды, с той же целью рассеивая в воздухе пухлые облака мельчайших, долго не оседающих конфетти… Кто-то, перенервничав, привел в действие все, что можно и – таки да! – отрезал объекту путь отступления в лес, где по ночному времени он мог бы и затеряться, пока не подоспели проводницы со служебными собаками… Вряд ли кто-нибудь мог предположить, что преступник изберет для отхода не лес, а шоссе.
– Ну у меня же получилось! – горячо втолковываю я. – До сих пор я мог пронести в Вязкий мир двенадцать килограммов, а теперь? Не знаю, что случилось, может, это оттого, что я побывал в чужаке…
Если бы меня ловил суперкомпьютер, то уже, наверное, поймал бы… в том случае, если бы я сам был компьютером.
– Ага, тебе бы такое! Тут у меня жара, как в сауне. А компьютер говорит, что все в норме…
Тридцать тысяч зрительниц стояли, пока лились торжественно-печальные звуки гимна «Плата за свободу», написанного более полутора веков назад по случаю одной из первых подобных трагедий. Многие плакали. Трагедию можно было понять, но с нею нельзя было смириться. И до конца дня оставались приспущенными флаги. Но состязания возобновились уже через десять минут.