– Они в четырнадцати минутах от терминала, сэр, – тихо сказала капитан Гранстон-Хенли.
В следующий миг женщина устремилась вперед. Эндрю дернулся было наперехват, однако его вмешательства не потребовалось. Пленница пылко протянула руку, и Хонор, пожав ее, ощутила поток почти маниакального восторга.
– Мэдисон, я знаю, что данных для анализа было явно недостаточно, – сказал адмирал достаточно миролюбиво, чтобы намекнуть гражданину лейтенанту на необходимость следить за своим тоном. – Но так или иначе, а навстречу нам выступили значительно меньшие силы, чем ожидалось, и мне вовсе не хочется на собственном горьком опыте убедиться в том, что прежние расчеты были верны, а недостающие корабли подкрадываются к нам в скрытном режиме. Поэтому меня интересует любая имеющаяся информация, пусть спорная и неполная.
Их взгляды снова встретились, и Жискар криво улыбнулся. Оба они, оставаясь наедине, редко произносили слово «народ». Их верность принадлежала Республике. Или, по крайней мере, тому республиканскому идеалу, возвращение к которому обещал Пьер. Что, с точки зрения БГБ, могло бы стать исчерпывающим доказательством их неблагонадежности.
– Я? – Армон воззрилась на своего инженера с невинным видом. – А кто это сказал?
Разобравшись с записями, Хонор откинулась на стуле и погрузилась в размышления. Как и МакКеон, она вынесла с «Цепеша» своего рода нервный тик: правая ладонь непроизвольно поглаживала левую культю, в тщетной попытке унять «фантомную» боль в ампутированной конечности. То есть по правде сказать, это был скорее «фантомный зуд», но невозможность почесать там, где так отчаянно чесалось, просто сводила с ума.