Хёрлман с минуту разглядывала пульт управления, а затем, повернувшись, посмотрела ему прямо в глаза.
Гауптман испытывал крайне неприятное чувство из-за потери любого своего служащего, но он отдал бы на отсечение собственную руку, только бы избавить Стейси от переживаний из-за этой потери. И он признавался себе, что сам переживает утрату как глубокое личное горе. С очень немногими людьми он действительно был когда-либо так близок, и хотя он никогда не выделял Суковского из приближенных – это было не в его правилах, – но потеря капитана заставила его страдать.
Каждый раз, когда она задумывалась о реакции остальной знати, ее бросало в дрожь. Требования Бенджамина своей утонченностью смахивали на пинок в брюхо, однако Хонор оказалась бессильна отговорить его. Бенджамин IX был прекрасно образованным, терпимым и мудрым, но при этом чертовски упрямым человеком, и он по-прежнему испытывал холодную ярость по поводу того, как обошлась с ней оппозиция. А в качестве главного союзника Звездного Королевства он имел возможность влиять на ситуацию.
Отчасти он понимал, что слишком далеко зашел с той дурацкой выходкой в первом импеллерном. Много лет назад он узнал (благодаря трепке, которую главстаршина МакБрайд задала ему однажды ночью), что существуют пределы даже для него. Но он скучал, оперативность, к которой Максвелл приучал своих людей, раздражала его, не говоря о том, что и самому ему приходилось работать усерднее. Кроме того, он слышал, что Льюис давит на Вундермана… и чем бы все ни закончилось, Штайлман знал, что должен отомстить этой суке за разнос который ему устроила ее высокоблагородие леди Харрингтон.
– С другой стороны, – добавил он, – и я тоже не прост. И оба бойца снова встали в стойку.
– Точно, – решительно поддержал Астон. – И что мы теперь будем делать?