– Дорогая мама, из всех противных родственников, которые нас осаждают, она, конечно, самая отвратительная, и я просто не могу понять, как ты только с нею общаешься.
Квазимодо вырос в необычных условиях, без родителей, которые бы могли научить его уму-разуму, поэтому он, видно, не считал себя птицей и отказывался летать, предпочитая всюду ходить пешком. Если ему надо было забраться на стол или на стул, он останавливался внизу, начинал кивать головой и ворковал своим мягким контральто до тех пор, пока кто-нибудь не подхватывал его с полу. Он всегда горел желанием принять участие во всех наших делах и даже порывался ходить с нами на прогулки. Порывы эти мы, однако, старались пресечь, потому что голубя приходилось нести на плече, и тогда вы подвергали риску свою одежду, или же он ковылял сзади на собственных ногах, а вам надо было приноравливаться к его шагу. Если же вы уходили слишком далеко вперед, до вас вдруг доносилось душераздирающее воркование, и, обернувшись, вы видели, как Квазимодо мчится за вами что есть духу, хвост его отчаянно трепещет, переливчатая грудь раздувается от негодования.
– Ну, что у тебя на этот раз? – спросила мама. – Мисси Марго,– сказал огорченный Спиро. – А что с нею? Спиро тревожно оглянулся.
– Подумать только! Он отнял этих бедняжек у матери,– сказала Марго.
– Не говори глупостей, милый,– задыхаясь, произнесла мама.– Просто объясни им, что мы ничего не понимаем. Марго с глупой улыбкой бросилась на выручку. – Мы англичане,– крикнула она пронзительно.– Мы не понимаем греческого языка.
– Ну бери ее, если она тебе нужна,– беззаботно сказал человек, ткнув в птицу большим пальцем.