Я достал из штанишек кутушку — так называла эту часть тела моя бабушка, — встал на цыпочки, нацелился и пустил струйку в писсуар.
— Георгий Николаевич, это вы? (С легким западным акцентом.)
Рудольфо дома не было: он улаживал дела в Риме. В гостиной за столом сидели две девушки в халатах, с мокрыми волосами (только что из душа) и пили горячий чай.
— И не знаете, как зовут хозяйку, — ехидно сказал сосед.
Вышли мы во двор пансионата. Я сел на скамейку, Кирилл отошел шагов на тридцать, потом появился из-за дерева.
— Эта дура говорит, что слышит, как туалет журчит! Говорит, это действует ей на нервы! А если в ее комнате из пушки выстрелить — не услышит. Она двадцать лет как оглохла! Побывали бы в моей шкуре, ребята, поняли бы, как правы были спартанцы, что всех старух и стариков бросали с обрыва!