Цитата #26 из книги «Неестественные причины»

Едва ли есть необходимость объяснять, что кошку Брайса убила я. Он бы и сам это сразу сообразил, если бы не кинулся в отча­янье резать веревку – где уж ему было заме­тить, что она завязана скользящим узлом. Если бы он не потерял голову, а осмотрел веревку и петлю, то убедился бы, что мне, чтобы придушить его Арабеллу, надо было только чуть-чуть приподняться в кресле. Но, как я и рассчитывала, ни хладнокровия, ни здравого смысла у него не нашлось. Что ви­новат Морис Сетон, он ни на минуту не усом­нился. Может показаться странным, что я трачу время на разговоры об умерщвлении кошки, но дело в том, что смерть Арабеллы занимала в моем плане определенное мес­то. Благодаря ей легкая взаимная антипатия между Морисом и Брайсом усилилась до настоящей вражды, так что у Брайса, так же как у Лэтема, появилась причина для мести. Правда, смерть человека за смерть кошки – это многовато, и я не надеялась, что поли­ция станет всерьез заниматься Брайсом. Но вот изуродовать мертвое тело – другой раз­говор. Когда медэкспертиза покажет, что Морис умер естественной смертью, сразу начнут искать, почему у него отрезаны кис­ти. Главное, чтобы никто не заподозрил, за­чем это на самом деле было нужно. И тут очень удобно, что в Монксмире нашлось по меньшей мере два человека, раздраженных, плохо к нему относящихся, и у обоих с ним счеты. Но есть еще две причины, почему я убила Арабеллу. Во-первых, мне хотелось. Она была бесполезное существо. Жила, как Дороти Сетон, за счет мужчины, который ее холил и ласкал, считая, что красота, даже безмозглая, даже никуда не годная, имеет право на существование, просто потому что она – красота. Две секунды агонии на верев­ке – и конец этим глупостям. А кроме того, смерть Арабеллы послужила мне своего рода генеральной репетицией. Я хотела прове­рить, какая из меня актриса, испытать себя в сложных условиях. Не будем сейчас тра­тить время на рассказ о том, что я в себе от­крыла. Но я этого никогда не забуду – такое ощущение собственной силы и вседозволен­ности, такая упоительная смесь из страха и восторга! После того случая мне еще не раз доводилось это испытывать. Вот и сейчас, например, Брайс наглядно описал, в какое я пришла расстройство при виде снятого с веревки тела, – со всеми малоаппетитными подробностями моего состояния. И не все там было притворством.

Просмотров: 2

Тетушка вышла, и Далглиш, бормоча про­клятья, поспешно оделся.

Просмотров: 2

Пять минут спустя они вчетвером уже слу­шали признание убийцы. Реклесс сидел у диктофона и поглядывал на него озабочен­но и сердито, видно, опасался, как бы это устройство сейчас, в ответственный момент, не сломалось. Джейн Далглиш расположи­лась в своем всегдашнем кресле слева от ка­мина, неподвижная, руки сложила на коле­нях, будто слушает пластинку. Лэтем – в картинной позе у камина, одну руку свесив с каминной доски, забинтованную голову откинув на серую каменную стену. Ну про­сто бывшая театральная знаменитость перед фотоаппаратом, подумалось Далглишу. Сам он сидел во втором кресле с подносом на коленях, старательно поддевая на вилку ма­ленькие кубики-тосты, специально приго­товленные тетей, и поднимая в обеих забин­тованных ладонях, благо нечувствительных к горячему, дымящуюся кружку с кофе.

Просмотров: 3

– Он умер в полночь, мистер Далглиш. В полночь. Когда Дигби Сетон уже час сидел в участке; Оливер Лэтем пировал на театральном банкете на глазах у двух почетных рыцарей и трех почетных леди Британской империи и половины всех околокультурных прихлебателей Лондона; когда мисс Марли, насколько мы знаем, уже спала у себя в гостиничном номере; а Джастин Брайс сражался с первым приступом астмы. По меньшей мере двое из них имеют железное алиби, но и остальные двое держатся вполне уверенно… Да, забыл вам сказать. Пока я тут сидел, вам звонил некий мистер Макс Герни. Просил позвонить, как только вы сможете. Номер телефона, он сказал, у вас есть.

Просмотров: 4

Но остальные вообще не артачились. Дигби Сетон плоско шутил, норовя спрятать нервозность за преувеличенным интересом ко всей этой процедуре. Элиза Марли подчинилась молча, а Джейн Далглиш явно думала о другом. Всех больше недоволен был Брайс. Ему чудилось что-то непоправимо жуткое в этом акте отдачи в посторонние руки знака уникальности собственной личности. Недаром же первобытные люди так заботились, чтобы ни один их волос не достался врагу. С брезгливой гримасой он прижимал к листу палец за пальцем и чувствовал при этом, что жертвует собой.

Просмотров: 2