Что толку было говорить Лэтему, что он мог бы спасти Дигби, если бы раньше нарушил молчание? Да и так ли это? Убийцы запаслись второй версией: пари с Морисом; испуг, когда обнаружилось, что он умер; решение отрезать у него ободранные руки, чтобы скрыть следы. Без признания невозможно было бы доказать, что Морис Сетон умер не естественной смертью.
– Значит, вы виделись два с половиной месяца назад. Как это было?
– А рецензия Лэтема, как я слышал, была из разряда самых зубодробительных? Как вам кажется, в его нападках не было ничего личного?
– Мы выудили мотоциклетную коляску. Она лежала в двадцати ярдах от указанного вами места, мистер Далглиш. Еще одна чудесная догадка, сэр.
– Почерк был его, мистер Далглиш. Все пять листков исписаны его рукой. Только ее имя сверху впечатано на машинке, и больше ничего. Я почерк мистера Сетона знала хорошо.
Далглиш промычал нечто успокоительное и посоветовал пойти еще подремать, но он был слишком хорошо знаком с фокусами Джастина, чтобы принимать их за чистую монету. Позавтракав и набравшись сил для дневных передряг, он почти наверняка позвонит Селии Кэлтроп, чтобы по-соседски обменяться мыслями о том, чего можно теперь ждать от Адама Далглиша. К полудню весь Монксмир, и Оливер Лэтем в том числе, будет знать, что он уехал в Лондон, взяв с собой фотографию.