– Да, инспектор, я скажу, как только он проснется. Это срочно? Нет, просто он приехал сюда отдохнуть… Ну разумеется, он с удовольствием вас посетит сразу после завтрака. Всего доброго.
Они поднялись на мыс; ходьба отнимала все силы, поэтому Далглишу стало не до Лэтема. Идти в полный рост было невозможно – приходилось продвигаться согнувшись в три погибели, по-звериному, то и дело давая отдых немеющим мышцам: все трое опускались на колени, упирались ладонями в землю и ждали, пока восстановится дыхание; потом шли дальше. Правда, было теплее, чем вначале показалось Далглишу, да и дождь, несколько поутихший, скорее освежал лицо. Временами, когда кустарник создавал защиту от ветра, идти становилось легче, и тогда они бесплотными духами легко скользили сквозь теплую, пахнущую листвой тьму.
– Спасибо, но мне не нужны ни ужин, ни представление. Ваша еда пошла не впрок одному моему знакомому, который на днях тут ужинал. И я предпочитаю нормальных женщин кормящим бегемотихам. Фотографий в витринах мне хватило с лихвой. Где это вы таких откапываете?
– Нашелся Дигби Сетон. Он позвонил в полицейский участок Лоустофта и сообщил, что вчера вечером на пути в Лоустофт угодил на машине в придорожную канаву и находится в больнице. Завтра с утра его выпишут.
– Адам! Все замечательно. Мы с Плантом решили, что нам как нельзя лучше подойдет коллекционный йоганнисбергер урожая пятьдесят девятого года, если только вы не предпочтете что-нибудь полегче. Прекрасно. Не люблю говорить о вине дольше, чем нужно. А то я могу почувствовать себя высокородным Мартином Керрадерсом.
Голос смолк. Несколько секунд пленка бежала вхолостую. Потом Реклесс наклонился, щелкнул выключателем диктофона. И еще выдернул вилку из сети. Джейн Далглиш встала с кресла, что-то тихонько сказала Лэтему и вышла в кухню. Сразу стало слышно, как полилась вода, звякнула крышка чайника. Что она затеяла? – недоуменно подумал Далглиш. Неужели пошла готовить обед? Или хочет сварить кофе гостям? Чем заняты ее мысли? Теперь, когда все позади, интересует ли ее еще хоть сколько-нибудь эта история бешеной ненависти, нарушившей ход стольких жизней, включая ее собственную? Одно он знал точно. Если она когда-нибудь еще примет участие в будущих разговорах о Сильвии Кедж, то от нее не услышат сентиментальных сожалений на тему о том; что «ах! если бы мы только знали!» и «как же это мы не оказали ей поддержки!» Для Джейн Далглиш человек таков, какой он есть, и пытаться его переделать – глупо, а жалеть – неприлично. Никогда еще ее отстраненность не выступала так наглядно и не казалась такой страшной.