Брайс еще не закончил излагать свой на удивление точный и решительный план, а мисс Далглиш без лишних слов уже зашагала по направлению к «Настоятельским палатам». Адам был несколько ошарашен и внезапно доставшейся ему героической миссией, и переменой, произошедшей с Брайсом. Коротышке в повседневной жизни явно не хватало действия. Даже его всегдашняя манерность куда-то исчезла. Ощущение подчиненного, выполняющего приказ, было для Далглиша новым и, пожалуй, не лишенным приятности. Однако он так и не мог заставить себя до конца поверить, что опасность действительно существует. Если же дом Сильвии Кедж в самом деле под угрозой, план Брайса вполне разумен.
У каждого клуба есть своя «изюминка». У «Клуба мертвецов» это – Планты. Если завсегдатай спрашивает: «Что с нами будет, если мы лишимся Плантов?» – то звучит это как «Что с нами будет, если на нас сбросят атомную бомбу?» Не то что эти вопросы вовсе лишены смысла, но заостряют на них внимание только люди с больным воображением. Судьба подарила мистеру Плату – можно подумать, из особой благосклонности к клубу – пять здоровых и ухватистых дочек. Три старшие – Роза, Лилия и Гортензия – уже замужем и регулярно приходят помогать; две младшие – Магнолия и Примула – работают официантками в столовой. Глава семейства исполняет должность управляющего, а его жена, по общему мнению, – одна из лучших поварих Лондона. Именно Планты поддерживают в клубе дух городского, фамильного гнезда, благополучие которого вверено семейству преданных сметливых и выдержанных слуг. Членов клуба, живших в свое время в таких домах, греет уютное чувство, что они вернулись в собственное.детство; прочие же остро ощущают, чего были лишены. Чудачества Плантов только делают их интереснее, не ставя под вопрос их деловитость, а это можно сказать лишь о немногих клубных служащих.
Однако если во фляге действительно яд, кто убийца? Это, несомненно, человек, имевший доступ и к ядам, и к фляге Дигби. Кто-то, близко знакомый с жертвой. Кто-то, знавший, что Дигби, оказавшись в одиночестве и томясь от скуки, непременно отхлебнет из фляги, прежде чем под пронизывающим ветром отправится домой. Значит, убийца уговорился с ним о встрече в этом уединенном месте. Иначе зачем бы Дигби сюда потащился? Никому из монксмирских обитателей не приходилось слышать, чтобы молодой человек увлекался пешими прогулками или наблюдением за птицами. Да и одежда его мало подходила для подобных занятий. Бинокля с собой тоже не было. Нет, это явное убийство. Даже Реклессу не придет в голову утверждать, что Дигби Сетон умер естественной смертью и некий шутник-извращенец нарочно подкинул его труп в будку, чтобы напугать Адама и его тетю.
Откуда вдруг столько злобы? Далглиш заметил, что остальные тоже смущены и недоумевают. Все опять замолчали. Далглишу было неловко смотреть на обиженную Сильвию, а она кротко понурила голову, как бы принимая заслуженный упрек, и волосы с двух сторон черным занавесом закрыли ей лицо. Он слышал ее сиплое судорожное дыхание. Но почему-то ее было не жаль. Бесспорно, Селия Кэлтроп вела себя недопустимо, но в Сильвии Кедж было что-то такое, не располагающее к сочувствию. Интересно, однако, откуда у Селии эта ярость?
– О, она была прелестна, Адам! У меня где-то лежит фотография, надо будет вам показать. Психопатка, конечно, страшная, но безумно хороша. На медицинском жаргоне ее болезнь называется маниакально-депрессивный психоз. Только что веселилась до упаду – и вот уже сплошной мрак, прямо чувствуешь, как тебя заражает унынием. Мне это было, разумеется, совершенно не показано. Я и со своими-то психозами не знаю как сладить, не до чужих. Сетон, я думаю, намучился с ней страшно. Пожалуй, даже посочувствуешь ему – если бы не бедняжка Арабелла.