Юноша вздохнул и покачал головой. Прав Гаул, женщину понять не легче, чем солнце.
– Лиане, я уже не имею права именоваться Матерью. Я больше не Амерлин, а она по-прежнему Госпожа Кухонь. Теперь мы простые женщины, каких полно у нее в подручных в посудомойках, среди которых мы вполне можем очутиться завтра. Вот она и обращается с нами соответственно.
– У нас не в обычае оставаться в долгу, – в тон ей ответил Тэм.
Неожиданно у него на поясе появился увесистый, ощетинившийся стрелами колчан, уравновешивавший топор, а в руке – крепкий длинный лук. Левое предплечье прикрывал толстый кожаный наруч. Вокруг ничто не двигалось, кроме, конечно, того оленя.
– Я не предлагаю тебе дарить ему рубашки, просто ты должна дать ему знать о своих чувствах.
До ушей Перрина донесся топот копыт. С запада, со стороны Эмондова Луга, к лагерю галопом неслись всадники – десятка два. Скакали оттуда, откуда подъехал и Перрин с товарищами. Если бы они замешались на несколько минут, их бы непременно заметили.