Правда, Морейн подсказала им некоторые подобающие случаю учтивые фразы. – И не забывай о такте, – добавила Илэйн тихо, но твердо.
– Не за что просить у меня прощения, – устало сказал он. Он и вправду устал, и устал смертельно. – Ты можешь идти, куда пожелаешь.
– Отпусти нож, Эгинин, – попросила она, опустившись на колени рядом с лежащей женщиной. – Пожалуйста.
Адан склонился над одним из тел и мягко перевернул его. Сиедре казалась спящей, лицо ее было таким, каким он привык видеть его каждое утро. Он всегда удивлялся, замечая серебристые ниточки в ее золотых кудрях. Для него она оставалась юной, любимой и желанной, в ней была вся его жизнь. Адан старался не смотреть на колотую рану на груди и расплывшееся вокруг нее кровавое пятно.
Неожиданно Морейн привстала на колени и принялась расстегивать платье.
– Эх, молодость, молодость. С вами не соскучишься. Перрин нахмурился, пытаясь понять, не над ним ли смеется айилец, а затем направил Ходока вперед, ведя за повод вьючную лошадь. Свет фонаря пропадал из виду уже в двадцати-тридцати шагах, а Перрин хотел оказаться за пределами видимости прежде, чем пройдет Врата. Пусть Фэйли думает, что он решил идти один, и поволнуется, пока не встретит его возле указателя. Чуток понервничать ей не повредит – она еще не того заслуживает.