Но Мэт и Перрин тоже были та верен, и их также Эгвейн видела в своих снах. То были странные сны, понимать их было еще труднее, чем сны о Ранде. Например, Перрина она видела то с соколом на плече, то с ястребом. При этом самка ястреба держала ремешок в своих когтях – Эгвейн была почему-то уверена, что прилетевшие в ее сон птицы были самками, – и пыталась обвить ремешок вокруг шеи Перрина. Вспоминая об этом виденье, Эгвейн содрогнулась. Ей вовсе не нравились сны, в которых появлялись привязи и ошейники. А как понимать другое сновидение? В нем Эгвейн видела Перрина – подумать только, с бородой! – который вел за собою огромную стаю волков, которая растянулась насколько хватало глаз. Сновидения же о Мэте были еще отвратительней. Мэт кладет на чашечку весов свой левый глаз. Или же Мэт, повешенный на суку, петля туго стянула шею. Еще она видела сон, в котором ей снились Мэт и Шончан, и тот сон ей хотелось забыть, как самый жуткий кошмар. Да, такой сон может оказаться всего лишь кошмаром, ничем другим он быть не должен! Как и тот сон, в котором Мэт говорил на Древнем Наречии, и причиной этого сна было, вероятно, то, что Эгвейн услышала во время Исцеления Мэта.