— Сейчас, я на минутку! — сказал он, поднимаясь из-за стола.
— Что прошли? — удивление в голосе Норвегова без помех передалось по радио, как будто бы он сидел рядом.
— Из-за этого самого имени я и не могу выйти замуж. Девка перезрелая! В тридцать пять годочков-то! Все мои соратники давно уехали на берег очень теплого моря, а я осталась. Дожилась — стесняюсь собственного имени!
— Чего-чего? — ласково спросил Булдаков, освобождая детородные органы бедняги.
— Сержант, ты, кажется, сходишь с ума! — сказал он самому себе, включил видео и поставил кассету с шоу Дэвида Копперфилда. На экране происходило исчезновение статуи Свободы. Зрители восхищенно аплодировали. Копперфильд скромно щерился.
— Ну и пусть! — Жак неторопливо откашлялся. Этот жест обычно означал, что терпение паяца на пределе. Поэтому Диана успокаивающе взяла его за локоть. Он посмотрел на нее печальными глазами