– Налейте мне тоже винца… – загнусавил он.
Дошла до «кружка», сняла со скамейки пышный выпавший снег, сжала в кулаке, чтоб был твердый, и стала растирать лицо, щеки…
– Ой… – вздохнул он. – Как здесь хорошо. Какая у тебя сейчас жизнь, Танечка?
– Танго требует стабильной мимики, максимальной неподвижности тела. Танго серьезен, танго трагичен. Танго грустен, лиричен. Оно заключает в себе поэтическую и в то же время грустную повесть эротического влечения со всеми его негативными радостями и позитивными страданиями. В танго нет ни на грош молодости, как нет молодости в нашем веке. В танго нет улыбки. Она запрещена. Танго говорит о чем-то, что знаешь… о неизбежности роковых законов любви!
Я понимаю, откуда такое родственное бешенство у людей этого поколения, у «друзей» Андрея. Им больно не жить во лжи, они на другую жизнь психически не способны. Это дети советской власти, и правда для них что-то вроде атомной бомбы, о чем интуитивно и написали все газеты по поводу книги «Андрей Миронов и я».