Нелидов вырвался в поле и поразился. Все пянтежцы высыпали глядеть на приступ Анфала. Городок стоял в дыму. Ветер с Камы отгонял дым в сторону, и из облака выступала мощная башня, точно отшатнувшаяся от пожара.
Старуха выбежала на опушку, где высились темные копны чумов. Лежа в снегу, вместе спали собаки и олени. Торчали из сугробов поставленные на попа нарты. Костры погасли. Старуха направилась к самому большому чуму. Полог его откинулся. На входе стоял высокий человек с бледным безбородым лицом, с длинными темными волосами, с рогатым оленьим черепом на голове.
И тут Матвей сунул руку за пазуху, выхватил пуговицу князя Пестрого и кинул в рот.
Михаил с Калиной внимательно осмотрели городище. Повсюду торчали старые, дикого вида идолы разных воинских богов. Многих из них Михаил и не знал. Здесь были Чоба — плясун смерти, Йолькирь и Мигирь — боги черных и белых боевых коней, Парасанк — князь небесных воинов великанов капаев, Кильдак — пожиратель трупов, Пэрана — бог боли, дева-воительница Сула.
— Может, мне тогда попросту зарезаться? — усмехнулся Михаил.
Он был счастлив — может быть, впервые за все годы. Счастье это было тихим, неподвижным, остывшим, как осенняя река, как угасший костер, как слюдяное солнце.