Михаил видел и самого Бурмота, вертевшегося среди окруживших его московитов. Высверкивая крестом, носился его меч, и черным молотом бил шипастый кистень, проламывая щиты и головы. Бурмот не отступал — наоборот, он пер напролом, без цели, лишь бы вперед, где больше красных кафтанов, на которых кровь не была заметна. Так страшен был напор этого маленького однорукого пермяка, что московитам, наверное, показалось, что это вовсе не один человек, и они отступали, еле отмахиваясь от меча и кистеня, мешая друг другу, тесня, пугаясь и все же подставляясь под разящий наповал удар.