Все это я сказал очень серьезно, очень-очень серьезно.
– Балда, – кричал я, – отцепись, отъебись, отстань!
Маленькую калеку с коротенькими ногами я откуда-то знаю, она даже приветствует меня. А вот горбоносенькая, очень некрасивая, некрасивая до экозотического шарма, высокая аккуратная девица в джинсовом костюме, видимо, здесь в первый раз. Она нервничает, дергает коленкой и, сидя впереди меня, постоянно на меня оглядывается. Я стараюсь смотреть на нее спокойно. Не надо обманывать ее и давать аванс, ведь я сегодня не храбрый. Постепенно разглядев мои врезающиеся в попку брюки, и коротенькую, обливающую меня курточку, девица начинает понимать, что я странная птица и обращает на меня внимание все меньше.
Это, конечно, частная судьба, господа, я рассказал о ней только потому, что не делю выходцев из СССР на русских и евреев. Все мы русские. Привычки, всеразъедающие привычки моего народа въелись в них, и, может быть, разрушили. Во всяком случае, по себе грустно знаю, что русские привычки не приносят счастья.
Я не стану лгать и говорить, что я с зажженными очами и огнем в чреслах поскакал туда. Нет. Я колебался и был слегка испуган. Я даже, может быть, с минуту не хотел идти. Потом долго думал, в чем идти – наконец, оделся очень странно, в рваные синие французские джинсы, и прекрасный новый итальянский джинсовый пиджак, одел желтую итальянскую рубашку, жилет, разноцветные итальянские сапоги, шею обмотал черным платком и пошел, волнуясь, конечно, волнуясь. Поживите столько лет подряд с женщинами, а потом попытайтесь перейти на мужчин. Разволнуетесь.