– Хорошо, – пойдем, – сказал Алешка, – только не ебите потом меня.
Приебался он ко мне крепко. Я очень хотел домой, но он так бурчал и злился, что я проводил его все-таки сотню метров до этого заведения, а потом, что уж тут поделаешь, зашел с ним внутрь. Там царил кофейный полумрак и было занято каждое место, и еще стояла солидная очередь ожидающих. Все хотели общаться, говорить, и, конечно, знакомиться и ебаться. Художницы и не художницы, красотки и мартышки в домотканных платьях и в джинсах все были там.
Подъезжает еще одно такси. Водители жалуются друг другу на отсутствие клиентов.
Она не шла. Я потянул ее за руку. Она противилась. Я стал ругаться. На этот небольшой шум из глубины ремонтных принадлежностей и вещей, или из-за какой-то двери вышел человек. Обыкновенный американский человек, может, пятидесяти лет. Конечно, в клетчатых штанах.
Мы довольно дешевая компания, часть наших заказчиков – эмигранты, потому что наряду с американскими газетами наше объявление публикует и «Русское Дело». Эмигранты живут чаще всего в бедных районах, скарб у них не Бог весть какой. Иной раз приходится перевозить в богадельни каких-нибудь сумасшедших старух и таскать их грязное барахло.
Она молчала и лопала свое мясо и картошку, хотя до того говорила, что не хочет есть. И тут врет и стесняется. В конце концов это становится противно.