Он погладил ладонью ее задик, погладил медленно, с толком, ощущая каждый изгиб, каждую округлость.
— Конечно, взял, ваша милость. Долг чести!
— Рад слышать. Меня до сих пор называли за глаза — жеребцом.
— Я разденусь, — сказала она, схватив в горсть тонкую батистовую ткань и потянув через голову. Она сидела в постели, обнажив удлиненные золотистые груди. Ему доставляло удовольствие покачивать их, как колокольчики.
— Весьма! Хотя, как видите, нам и в голову не приходит целоваться.
— Ну что это ты, в самом деле, — сказала она мягче, — можно подумать, я была Бог весть где. Я просто сидела в сторожке, разожгла в очаге огонь; лил дождь, а я была счастлива.