Но сердце у нее замерло, она увидела, сколь неприятна егерю, как режет против его воли. А еще она увидела, как на него накатывает бешенство.
— И то и другое! По-твоему, это ужасно, что я загодя предаюсь восторгу?
Он стыдился повернуться к ней. Поднял с пола рубашку и, прикрыв наготу, пошел к ней.
— Тогда почему вы не разведетесь? Она ведь может в один прекрасный день вернуться.
— А нужно ли? Ну, сохранишь ты старое, а оно новому помешает. Хотя я понимаю тебя — видеть это грустно.
Кустарник подле дома уже сокрылся в сумеречных тенях. Но небо еще светло и прозрачно, хотя солнце и зашло. Егерь вынырнул из темных кустов, белое лицо выделялось в густеющих сумерках, но черты не разобрать.