Потом Томлин сбежал — работал на аэродроме, вместе с британцами воевал против гитлеровцев. Всю войну — после того как Америка вступила в нее — он писал Белинде при каждой возможности. Из приюта ее поместили в приемную семью. В сорок четвертом одно из его писем вернулось с пометкой: «Адресат выехал в неизвестном направлении». А весь последний год он был оторван от мира.
— У нас все будет по-другому, — с ухмылкой произнес Герштейн.
Как будто отвечая, его желудок громко заурчал. Он раздраженно нахмурился и сделал большой глоток из бутылки. Дешевое красное вино кислой струей растеклось по языку и окутало пустой желудок обжигающей теплотой. Урчание прекратилось, и он вздохнул.
— Они не дадут нам. Помнишь, что говорил Хартманн в «Козырных тузах»? Помнишь, я рассказывала тебе, о чем он обмолвился вчера вечером? — Старая женщина сложила костлявые руки на груди. — Ты уничтожишь ДСО, если сейчас устроишь здесь бой...
К шуму неожиданно прибавился вой полицейской сирены.
Когда я увидел, что у него с собой оружие, то вытащил свою пушку. Но он бросил свой пистолет и двинулся к Тоду.