С примитивной утраты чувства меры начинается в уме процесс, приводящий к несоизмеримости философской. Авдеев подтягивает Маркса: «Есть закон: бытие определяет сознание». Да, бытие, быть может, определяет, но ведь вы, «пенсионер из подполья», о бытии не сказали ни слова, вы говорите только о быте. Вы хотите уколоть нас тем, что «Королев сидел, Туполев сидел». Подумали бы над такой вещью: Королев сидел, а потом с любовью к стране строил ту самую ракету, что вы проклинаете. Почему бы это? Потому, что для него бытие было выше быта, он имел здоровую способность верно взвешивать явления.
Ложь академика Аганбегяна была запоздало разоблачена в СССР — но разве его престиж в научных кругах хоть чуть-чуть снизился? Нисколько. А ведь мифов, подобных «мифу о тракторах», было запущено в общественное сознание множество.
Манипулирующая сила числа многократно возрастает, когда числа связаны в математические формулы и уравнения — здравый смысл против них бессилен. Здесь возник целый большой жанр манипуляции (особенно в сфере экономики, где одно время даже господствовала целая «наука» — эконометрия; ее репутация рухнула в момент кризиса 1973 г., когда все ее расчеты оказались ложными). Изобретатель напряженного бетона и создатель современного метода расчета конструкций Э.Фрессне пишет в своих мемуарах, что его всегда удивляло, почему инженеры и подрядчики всегда требовали от него и его сотрудников расчета прочности балок, колонн и т.д. вместо того, чтобы посмотреть на простые натурные испытания прочности — несравненно более надежные и простые. «В конце концов я понял, — пишет он — что в большинстве случаев я имел дело не с простыми идиотами, а с лжецами и манипуляторами, которые знали, что признать результаты испытания, сделанного в их присутствии, накладывает на них гораздо большую ответственность, чем признать результаты расчета. Они укрывались за броней уравнений, которые служили им тем надежнее, чем сложнее они были». Почему же прикрытие числом и уравнением так эффективно защищало от ответственности? Потому, что таково общественное мнение. Инженеры и подрядчики на практике знали магическую силу чисел.
Телевидение же пpодолжает моpочить голову людям. Сообщают, что Ельцин учpедил Госкомитет, который будет следить за государственной монополией в производстве и пpодаже водки. Тут же, чеpез пять минут выступает начальник из Антимонопольного комитета и заявляет, что правительство Москвы не имеет пpава даже на анализ бpать фальшивую водку из лаpьков. Еще чеpез пять минут выступает начальник таможни и утвеpждает, что Россия не имеет пpава пpепятствовать ввозу спиpта «тpанзитом». Объясните, что твоpится? Контpабанда это или не контpабанда? Пpичем здесь «тpанзит», если спиpт pазводят тут же, в Осетии, и отпpавляют водку по гоpодам России? Как может антимонопольное законодательство запpетить государству контpолиpовать качество пpодуктов? Все это вместе — какой-то бpед.
То, что напечатано в «собрании сочинений», написано или сказано без черновика и без спичрайтера, в основном в военной или чрезвычайной обстановке. Если учесть это, каждый читавший Ленина должен поразиться как раз тому, насколько ясно и корректно выражены мысли. Представьте, какую литературу мы бы получили, если бы были опубликованы все замечания, поручения и советы Ельцина, данные им в кругу «семьи» и узкой группы соратников.
В конце ушедшего века мы видели, что политически активная часть русской интеллигенции впала в какой-то пошлый и наивный рационализм, совершенно вычистив из своих рассуждений и «заветы отцов», и евангельские принципы, и философскую мистику (впрочем, заменив ее дешевыми суррогатами, даже анти-мистикой — астрологами и Кашпировским). Желая быть «святее папы», они в этом, фактически, рвут с Западом. Продолжая мысль Канта и Шопенгауэра, молодой Витгенштейн писал: «Мы чувствуем, что даже если даны ответы на все возможные научные вопросы, то наши жизненные проблемы еще даже и не затронуты. После этого, конечно, больше не остается никаких вопросов… Правда, остается не выразимое в словах. Это показывает себя. Это есть мистическое».