Средняя парижская газета («Комба») в среднем помещает 87 сообщений о смерти в день. Редакторы пользуются количественными методами подсчета «ценности» сообщения о смерти. Так, «высокопоставленный чиновник» обладает ценностью, равной 0,5 от ценности смерти; загадочное убийство без видимых причин равно по ценности 2 смертям. Значит, загадочное убийство высокопоставленного чиновника имеет ранг 4,5. Если же это затрагивает национальное чувство, ценность резко повышается.
Что это — безобидная детская книжка? Если бы так. Это — сработанный за деньги инструмент по разрушению исторической памяти русских людей в том нежном возрасте, когда она еще не окрепла в сознании ребенка. Тот бред, который ребенок воспримет из этой красивой книжки, потом не выбьет ни учитель (да и его учебники уже издаются на те же деньги, что эта книжка), ни академик Рыбаков, ни Александр Блок, ни Пушкин. А если и выбьют, то с большим трудом.
Невозможность для всего мира имитации пути Запада была обнародована на уникальном фоpуме, котоpый pассмотpел глобальную ситуацию — миp в целом121. Это всемиpная конфеpенция ООН на высшем уpовне по экологии «Рио де Жанейpо — 1992». Ее выводы были подвергнуты полному и повсеместному замалчиванию западной прессой. Само по себе это замечательный факт. Конференция шумно pекламиpовалась в течение почти двух лет подготовки. На ней присутствовало около 5 тыс. (!) корреспондентов. Однако после ее пpоведения вся миpовая пpесса, подконтpольная западной верхушке, как воды в pот набpала122.
По сути, разница между политическим выступлением и рекламой стерлась. При опросе, проведенным 1-м каналом французского телевидения, половина телезрителей расценила выступление премьер-министра как информацию, а половина — как рекламу. Это значит, что разница абсолютно неразличима.
На респектабельных обедах, которые обычно даются на Западе приглашенному лектору, во время перестройки с поразительным однообразием повторялась, с небольшими вариациями, одна и та же сцена. Покончив со своим огромным ростбифом, пригорюнивается какой-нибудь видный либерал и гуманист. Вытирает рот салфеткой и вздыхает: «Бедные боснийцы. Похоже, что тысячи их умрут этой зимой…». И вдруг загораются его глаза, и швыряет он салфетку: «Но, черт побери! Это же лучше, чем жить под игом коммунистического режима, какой у них был в Югославии!». Если не утерпишь и удивишься: «Почему же это лучше?», — на тебя смотрят, как будто ты сказал что-то неприличное.