Образно говоря, для того, чтобы иметь и надежный достаток, и безопасность, и независимость, и возможность постоянно улучшать понемногу жизнь, требовалось, чтобы народ был согласен ходить в домотканом. И народ был до поры до времени согласен — те поколения, что знали цену и безопасности, и независимости. Но то меньшинство стяжателей, которое страдало от такой жизни, обратилось к молодежи, которая, в общем, была нами избалована. И молодежь возмутилась всем домотканым и потребовала себе модной фирменной одежды. Затем и все вошли во вкус, шахтеры захотели ездить на «тойоте» и помогли уничтожить советскую власть. Сейчас у них «тойоты» уже развалились, на бензин денег нет, и шахтеры недовольны. Но я не слышал, чтобы они раскаялись в главном, они только просят сменить Ельцина на Лебедя. Пока сменят, и шахтеров не будет, поскольку шахты будут закрыты. Наши шахты — это тоже вещь «домотканая». Не уметь самим делать «тойоты», а ездить на них — это и есть «жить не по средствам».
Ленин много сделал, чтобы гражданская война была закончена как можно быстрее и резко — без «хвостов». На это была направлена и военная стратегия мощных операций, и политика компромиссов и амнистий. Опыт многих стран показал, что часто гражданская война переходит в длительную «тлеющую» форму, и в этой форме, соединяясь с «молекулярным» насилием, наносит народу очень тяжелые травмы.
Нас от этой темы отвлекали несущественными и ложно представленными эпизодами конфликтов, которым придавался идеологический характер: церковь против Галилея или Джордано Бруно, Лысенко против генетиков. И даже эти эпизоды были превращены в примитивные идеологические мифы, которые не позволили нам извлечь из них важные уроки.
Богатые стали носителями власти, направленной против бедных (бедные становятся «плохими»). Раньше палач была страшная должность на службе государевой, а теперь — освященное собственностью право богатых, направленное против бедных. Государство перестало быть «отцом», а народ перестал быть «семьей». Общество стало ареной классовой войны, которая является не злом, а механизмом, придающим обществу равновесие.
Это невозможно объяснить европейцу. Ну, изобразил какой-нибудь Стендаль тупого офицера — не придет же из-за этого французам в голову возненавидеть офицерство и армию. А русский читатель из условного мира художественных образов выхватит Скалозуба и переносит его на землю, замещает им реального офицера. А уж если прочтет «После бала», то возненавидит всех полковников.