— Приказал, — буркнул герцог, — только этой крысе все мало. Он хочет, чтоб я их разбил. Или, того хуже, в море кинул.
Чужая ладошка во вдруг одеревеневших пальцах, белая метель в глазах. Не метель — лепестки, бессчетное множество лепестков. Южный ветер срывает их с вишен, звенят дальние колокольчики, хохочут, пляшут, звенят браслетами крылатые создания и мчится сквозь весеннюю живую метель вечная охота. Бьют молодую траву серебряные копыта, заливаются белоснежные синеглазые псы, вьются длинные гривы, смеются, горячат коней, подбрасывают и ловят на скаку клинки всадники. Так было и так будет, только лепестки разлетятся пчелиными роями, обернутся листопадом, станут снегом и вновь вскипят вишневым цветом… Жизнь вечна, мир вечен, полет вечен!
Она помнила, что мать умерла, но это была ее единственная молитва. Единственное заклятье, которое смогли произнести губы. Сжимая бессильную эсперу Барболка пятилась к просевшему сараю, отступая от спящей Жужи.
— Гица, — хмурый Иштван, насилу согласившийся взять господарку с собой, покачал седой головой, — чего тут глядеть?
— Нашли, — провозгласила Моника, подняв палец, — гици б так быстро не вернулся.
Конские копыта ломали ночную тишину, словно весенний лед, справа выплыл из-за иззубренной еловой стены умирающий месяц, полетел рядом с всадниками. Дурная примета. Как долго они скачут, целую вечность, но вот и поляна. Туманная дымка над неугомонным ручьем, светлые камни, черной дерево рвется в небо диковинной башней.