Она улыбнулась, назвала свое имя – и я насторожился. Проститутка? Но она говорила по-английски без малейшего акцента и была скромно одета. Я решил ни о чем не расспрашивать и стал говорить о себе, причем заметил, что женщина за соседним столом отложила журнал и внимательно прислушивается.
– Святая Тереза не противилась настигшей ее болезни – наоборот: она увидела в ней знак Славы. Святая Тереза была намного моложе меня, когда решила уйти в монастырь. Ей было всего пятнадцать. Ей отказали в пострижении, но она не смирилась и решила добиться встречи с самим Папой. Можете себе представить, каких усилий это стоило?! Получить аудиенцию у Папы Римского! Тем не менее она достигла своей цели. И та же Слава просит меня о чем-то гораздо более простом и благородном, нежели болезнь. О том, чтобы я стала матерью. Если ждать и откладывать, я не смогу стать своему ребенку другом и единомышленником, ибо слишком велика будет разница в возрасте.
Я ничего ей не ответил, хотя не разделял ее убежденности. Быть может, ошиблись врачи, вынося мне свой приговор. Быть может, сознание того, что юный эмигрант не может позволить себе роскошь болеть, оказало столь могучее воздействие на мое бессознательное, что вызвало естественную реакцию организма. А быть может, все-таки случилось чудо, опровергающее мою присущую доброму католику убежденность в том, что танцы не исцеляют.
Я понял, что еще не готов говорить о том, что переворачивало мне душу. Подозвал официанта, заказал всякой всячины – чем дольше будем мы ужинать, тем лучше – и еще одну бутылку вина.
Я попыталась что-то прошептать ей, ведь я сама уже проходила через те же этапы и знала, сколь труден этот путь. Так говорил мне мой хранитель, мне пришлось испытать это на собственной шкуре. Но оттого, что этот опыт труден, он не становится менее интересным.
– Тогда, за ужином, ты сказал, что любишь меня. А сейчас, как я понимаю, не только отказываешься помочь, но и просишь меня отречься от того, во что я верю?