– Я заметил. Вот, например, возрождается культ женской ипостаси Бога.
Твой соотечественник, арабский поэт Халиль Джибран сказал: «хорошо давать, когда просят, но стократ лучше – все вверить тому, кто не просил ничего». Если бы я не сказал сегодня вечером всего, что сказал, то оставался бы лишь наблюдателем, свидетелем всего происходящего – но не участником жизни.
Он помог мне подняться, и получилось это не без труда. Голова у меня по-прежнему кружилась, но я протрезвела настолько, что смогла понять: этот бедолага, хоть и окончил университет, работу не нашел. Я сказала, что подобное бывает и у меня на родине.
– Заткнись! – крикнул я, не успев подумать, что делаю.
– Ты прав. Самое полное и совершенное выражение любви. Это произошло в ту минуту, когда возникла возможность отдалить его от себя, когда я обрела самое себя, осознав, что никогда не смогу ничего приобрести, ничего утратить. Поняла я это, проплакав несколько часов кряду. И после всех этих мук та часть меня, которая зовется Айя-София, сказала мне: «Что за глупости ты выдумываешь? Любовь пребудет вечно! А сын твой рано или поздно уйдет от тебя!»
Вернувшись в Лондон, я тотчас предложил Афине новую должность, и она согласилась без колебаний. Сказала, что свободно говорит по-арабски (я знал о ее происхождении). Но работать ей предстоит не с местными, а с иностранцами, ответил я и поблагодарил ее за помощь. Она не проявила ни малейшего интереса к моей барселонской лекции и спросила только, когда ей надо быть готовой к отъезду.