Я впервые разговаривала с ней как с подругой, а не с дочерью и старалась говорить на понятном ей языке.
Когда моешь посуду, молись. Благодари уже за то, что есть тарелки, требующие мытья: это значит, что на них раскладывали еду, что ты кого-то накормила, что позаботилась о ближнем, приготовляя еду, накрывая на стол. Думай о том, скольким миллионам в эту минуту решительно нечего есть и не для кого накрывать на стол.
– Я испытываю счастье лишь в те минуты, когда думаю, что Господь существует и слышит меня. Этого недостаточно, чтобы продолжать жить, и все кажется мне бессмысленным. Я притворяюсь веселой и счастливой, я скрываю печаль, чтобы не огорчать тех, кто так любит меня и так волнуется из-за меня. Но недавно я всерьез подумывала о самоубийстве. По ночам, перед тем как заснуть, я подолгу разговариваю сама с собой, пытаюсь прогнать эту мысль, потому что уход из жизни будет вопиющей неблагодарностью по отношению ко всем: это – бегство. По утрам я прихожу сюда и говорю с Девой, прошу, чтобы избавила меня от демонов, с которыми борюсь ночью. Пока это помогало, но я чувствую, что начинаю слабеть. Я знаю: у меня есть предназначение. Прежде я отказывалась от него, а ныне обязана принять. Это предназначение – стать матерью. Либо я исполню его, либо сойду с ума. Если не смогу увидеть, как растет во мне новая жизнь, – не смогу и принять ту жизнь, что происходит вовне.
Это – серьезное дело, заслуживающее почтительного отношения. Под вечер я сообщаю секретарю редакции, что смогу посетить Чернобыль не раньше, чем в годовщину аварии, а до тех пор соберу материалы, выслушаю мнения экспертов и посмотрю, какие меры предпринимает британское правительство. Шеф согласен.
– Оставайся, если хочешь, чтобы суть твоя перестала двоиться.