– Танцуя, вы испытываете вожделение? Чувствуете, что высвобождаете вокруг себя энергию? Случается ли так, что вы как бы перестаете быть самой собой?
И в этот самый миг я отчетливо понял, что, как бы строго ни отбирал я факты и ни ратовал за правду, все равно невольно буду способствовать упрочению лжи; и даже если цель моего фильма – лишить это место ореола легенды, люди по-прежнему будут упрямо верить тому, во что хотят верить. И прав этот гид: по сути, я делаю рекламу. И тогда я отказался от проекта, хотя уже успел вложить в него немалые деньги.
– Меня ведь никто не учил танцевать под эту музыку, – продолжала она. – Но у меня такое чувство, вернее – предчувствие, будто я знаю, что делаю.
– Какой ты странный… Ты что – обиделся на мои слова о ненужности книг? Поступай, как знаешь, я не собираюсь менять твой мир.
Но передо мной было воплощение моей любви. И тотчас воскресли в памяти дни, когда я то подумывала о самоубийстве, то собиралась сделать аборт, то хотела навсегда покинуть этот край и уйти, куда глаза глядят и ноги несут. Именно тогда увидела я, как пролились мои слезы и кровь на дерево, и услышала голос самой природы, который уже не стихал с той поры, а делался все более внятным. Немногие люди из нашего табора знали об этом. Понять мою беду мог бы мой защитник и покровитель – тот, кто тогда отыскал меня в лесу, но он вскоре умер.
Время от времени Афина рассказывала мне о своей работе – о том, что все делала с воодушевлением и вот недавно получила предложение от одного могущественного эмира. Он пришел в банк не за деньгами (у эмиров для этой цели имеется множество слуг), а чтобы повидаться с приятелем, этот банк возглавлявшим. В разговоре он упомянул, что подыскивает специалиста по продаже земельных участков, и спросил, не заинтересуется ли она такой работой.