– Газетчики и так не пишут, – сказал Степашкин. – Наш пресс-центр неоднократно давал им все материалы – ни слова. По нашим данным, они на откупе у Тепкоева и его людей.
Из джипа ловко выскочил Волк и открыл дверцу Магомету Тепкоеву. Последним из машины вылез Лечи. Не обращая внимания на женщину, прибывшие поздоровались с Мужчинами за руку.
– Он прибыл, но находится у начальника. Я даже не успел информировать его о вашем звонке. Спрут встрепенулся.
– Вы меня не поняли, Влакос. Речь не идет о работе. Вы должны дать конкретный результат, которого требуют политические интересы страны. Где этот результат?
Шелковский чувствовал себя неловко: он долго ждал выдвижения, и его переполняла радость, но старому другу было плохо, и радость оказывалась, неуместной, как голое тело в сочетании с нижней половиной парадной формы, в которой он представлялся высокому начальству.
– Выйди, поговори с ними, – сказала мать, но Магомет только покачал головой. Ради случая он надел черкеску, папаху, пристегнул к поясу отцовский кинжал. Все четыре часа он молча стоял посреди комнаты – ноги широко расставлены, руки уперты в бока, рот жестко сжат.