– Чую, хозяин на месте, – услышал он знакомый голос. Вовчик подоспел вовремя, теперь обойдемся без пенталгина...
Кривуля не нашелся, что сказать, и промолчал. Тем самым он сразу потерял несколько очков: молчит тот, кто не прав. Боксер издевательски улыбнулся.
Бабочкин и Трофимов рассматривали командировку спецконвоем не как ответственное и важное задание, а как нежданно-негаданно свалившуюся неделю отдыха от тяжелой, грязной и неблагодарной работы, придирчивого начальства, тягот неустроенного нищенского быта. И полная самостоятельность, и смена впечатлений, и длительное путешествие с пересадкой в самой Москве, где ни один ни другой отродясь не бывали, да и вряд ли имели шансы побывать по собственной инициативе в силу вечного безденежья, отсутствия твердых жизненных перспектив и врожденной сельской опаски перед большими городами, – все это поднимало настроение, будоражило и веселило. Но недостаточно, ибо у закрепощенных людей въевшиеся в кровь, плоть, кости и мозг ограничения и запреты окончательно растворяются только сорокаградусной жидкостью. И такой жидкости они захватили две бутылки.
Вскочив, он заходил по кабинету. Пастряков никогда не видел исполнительнейшего крепыша-боровичка в таком волнении. И никогда не слышал от. него столь категорического отказа. Заподозрить Каргаполова в неисполнительности он не мог – тот был многократно и всесторонне проверен. Человекинструмент. Что скажешь, то и сделает. Видно, действительно тут вопрос особый... К тому же он не руководитель...
– Бах! Бах! Бах! – три выстрела рванули замкнутое пространство, дав понять, что события перешли на другой уровень.
– Значит, расклад получается такой. Желтого ты сейчас не достанешь. Да он тебе и на хер не нужен. Вместо этого сраного рынка я тебе нашел другое дело. Там ты и на бабки подымешься, и вообще...