– Я им сразу сказал, кто я такой, и удостоверение предъявил, – доказывал сержант Бабочкин. Чувствовал он себя плохо, рентген уже показал все трещины и переломы, шея была схвачена гипсовым воротником, а грудь – тугой, затрудняющей дыхание повязкой. Врачи не рекомендовали держать его под стражей, но следак пока не принял решения об освобождении.
Короче, солидность предлагаемого мероприятия никаких сомнений не вызывала, перед отправкой каждая счастливица получала по пятьсот долларов, что подтверждало высочайший уровень сервиса саймоновской фирмы и искреннюю заботу о питомицах. А потом все шло как обычно, с некоторыми вариациями: вместо третьесортных борделей девушки вначале попадали к богатому турку, немцу или итальянцу, заказавшему русскую красавицу по тому же поддельному журналу и платившему не только за красоту, но и за несуществующую «знаменитость», которая, как известно, обходится дороже всего остального.
– С удовольствием... Вскоре после их ухода Лиса вызвал Жук. Он был хмур и озабочен.
– Чего, чего... Когда я на зоне чалился, то знаешь, какую вещь понял?
– Извини, брат. – Ужах прикрыл глаза и сложил ладони перед грудью. – Твоя беда – наша беда. Просто мы слишком ожесточили сердца...
Долго мучиться сомнениями и страхами Печенкову не пришлось, его вызвал сам начальник оперчасти Стариков, по кличке Цербер. У главного кума была грозная репутация, зеки его боялись, и все знали – по пустякам Цербер не дергает, для этого есть четыре опера, с которыми обитатели СИЗО в основном и имели дело.