– Да очень просто. Выдавлю обратно – и все дела!
На суде, сделав с помощью жженой бумаги и отварного бурака броский макияж, Кислова вела себя не как подсудимая, а как актриса, исполняющая главную роль в художественном фильме. Роль красивой, воспитанной и чистой девушки, случайно оступившейся в жестокой и несправедливой жизни. Публика в зале, естественно, не могла знать, что в перерывах солдаты конвоя в очередь приправляют ей минет, но образ все равно портила непроизвольная мимика, невзначай слетающие с языка вульгарные словечки и прорывающаяся наружу порочность натуры.
На плутоватом лице проходимца и пьяницы отразился животный страх.
– Ух, здорово... Два шарика куда лучше... Не то что у Кривули!
– продолжил Гуссейн и незаметно подмигнул.
– У меня есть девяносто девятая, – самодовольно ответил участковый. – Я же сказал – красивая нужна, на свадьбу.