Сейчас, расхаживая перед построенными на стадионе молодыми, он чувствовал себя полным хозяином положения.
Прощаясь, Володя пожал учительнице руку, а она в ответ чуть сжала его кисть. Пальцы у нее были сухими и прохладными.
– Нет. У меня ведь в прошлый раз был перерасход...
Полковник внезапно успокоился и за уголок поднял лежащий перед ним лист бумаги, исписанный почерком Волка.
Вольф сунул бумажку в карман. Именно такими опечатывали парашюты. Повинуясь первому порыву, он сразу пошел искать Чувака. Тот почему-то редко попадался на глаза, может быть, нарочно старался держаться в стороне. Но в следующую минуту Вольф передумал. Обстановка была явно неподходящей для жесткого «потрошения», значит, дело ограничится невнятными обвинениями и столь же невнятными оправданиями. Лучше выждать удобный момент...
Вольф протянул конверт. И вдруг увидел себя со стороны. Потный, всклокоченный, косноязычный, в мятой, пахнущей гарью форме и нечищеных пыльных сапогах, с которых насыпался песок на аккуратно расстеленный у порога половичок... Инородное тело, чужеродный предмет в этой чисто убранной квартире, посмещище для аккуратной хозяйки... Он влез в чужой мир, в котором рядовому Вольфу не было места, и все, что приходило ему в голову раньше, все, о чем он думал, на что надеялся, что видел во сне, – только болезненный бред... Он никогда не был в раю, и то, что произошло вчера в школе, ровно ничего не значило, да, может, ничего не было вообще...