– Боюсь, что нет. Мне осточертела политика.
Родня жены не подпускала его на пушечный выстрел. Мать доживала свой век под Владикавказом, где пушечные выстрелы были повседневной реальностью. Некоторое время удавалось ночевать в вагонах-гостиницах на Курском вокзале, потом столичное правительство начало борьбу с иногородними, вагоны шерстил ОМОН, и без билета соваться туда стало опасно.
– Однако забываются законы наши, не нравятся многим молодым, особенно тем, кто на этих рогометов кожаных, зоны не нюхавших, заглядывается.
Морковин молча повернулся, поднял пиджак. За поясом посередине спины торчал «ПМ». Точно такой же, как тот, который Каймаков выбросил в воду с Пушкинской набережной. И как тот, что сейчас лежал в его «дипломате».
Он снял массивные очки, помассировал переносицу.
– Под дома бросьте, так страшнее! И объявить всем: этого по решению толковища. – Он ткнул пальцем в труп Седого. – Резо как сказал: «Не найдешь общак – пика в сердце». Он не нашел. Вот и пусть смотрят!