– А знаешь, сколько твой «клоп» стоит, который ты выбросить хотел? Не меньше десяти тысяч.
А так признали жуликом, но дальше долго не продвигали, все приглядывались, будто рентгеном просвечивали. А ведь он с двенадцати лет воровал, и пионером никогда не был, и рядом с ним никто не спалился ни разу, и Закон назубок знал, порядок в хатах поддерживал.
– А какая первая? – нарушил молчание Сидоров и улыбнулся, причем Каймакову эта улыбка активно не понравилась.
Это не восстановило Очкарику почки, но способствовало уважению и широкой известности в блатном мире. Последние пять лет он постоянно разъезжал по стране, разрешая наиболее важные и крупные споры. Причем его приговоры практически не обжаловались и недовольных, во всяком случае, явно выражающих недовольство, не оставляли. Наверное, оттого, что решения его были радикальными, как в случае со своими обидчиками.
– Хватит! – отрезал Васильев. – Осталось всего шесть зарядов. Что уцелело – уничтожить пластиком и термитными шашками. И гильзу – в огонь!
Выслушав начальника УР, он покачал головой.