Он встал, положил одну руку на плечо «неизвестной девушки» – пойдем с нами, пуссикэт, – и подмигнул Лучникову: – надо, дескать, обмозговать наши блядские делишки. Лучников, однако, уже понимал, что разговор пойдет о другом.
– Ты видишь, не прошло и сорока лет, а Хуа уже научился по-русски, – сказал отец.
– Евдокия, как всегда, все упрощает. Пойдем, Виталий, па балкон, подымим.
Повар в ослепительно белой униформе, явный ее мучитель, лихо, словно в ковбойском фильме, перепрыгнул через стойку, схватил девчонку и прижал ее чресла к своему паху. «Обжора на нервной почве» мощной рукой тащила через стойку югославского поваренка, другой же запихивала ему в рот комки торта.
– Рюриковичи… белорусы… – хмыкнул десятиборец. – Дело не в этом. Главное, чтобы внутренне был честный, чтобы ты был нс реакционный! Ходи за мной!
– Я вернулся из России, преисполненный надежд. Этому полю не быть пусту!