Янка окончательно высвободилась из согревающих объятий Смагина и шагнула ко мне. На ходу поднимая руку в вытянутым указательным пальцем. Губы ее шевельнулись, но ни слова Янка произнести не успела: на втором шаге пол ушел у нее из-под ног и она, взвизгнув от неожиданности, навалилась грудью на край неровной дыры под лестницей. Как провалившийся в полынью конькобежец на кромку льда.
Сержант что-то коротко буркнул, и парень сразу смягчился. Опустил стержень, оставил в покое бласт на груди и приглашающе взмахнул рукой.
Так и есть: телеметрия засекла еще одного гостя. Размером поскромнее, но тоже не маленького. Идеально очерченный тор, слабо мерцающий на фоне звездной россыпи.
Смерть или слава. Ты был прав, отец. Нам больше не из чего выбирать. Только смерть и только слава.
Янка вдруг отошла в сторону, нагнулась и что-то подобрала с известняка.
Следующие полчаса мы шарили по округе в поисках каньона (на вездеходе), и наткнулись таки на него. Не знаю, что подвигло Риггельда дать короткому и широкому карстовому разлому громкое название «каньон». Разлом напоминал царапину. Словно неведомый великан пропахал когтем местные известняки. Длиной – метров под сто. Шириной – около тридцати пяти в центре. По краям – чуточку уже. И совсем рядом – один из давешних холмиков с особенно густым кустарником у подножия.