Первый конвоир удивленно посмотрел на Арцеулова, затем на лежавшего на полу неподвижного Чудова, его рот стал округляться, но в ту же секунду резкий удар приклада опрокинул его навзничь. Казим-бек быстро втащил молодого человека в очках внутрь караулки и захлопнул засов.
— Так че, карабин можно брать? — обиженным голосом поинтересовался Степа и, не дожидаясь ответа, тоже подошел к окну.
— Да, возвращайтесь, — кивнул Федорович, не заметивший всей сложности косухинских переживаний. — Вы, кажется, уже успели накрыть несколько офицерских явок? Надеюсь, до завтра вы разберетесь с этими Лебедевым и… как его?
— В общем так, чердынь-калуга, — заключил он. — Кто мне расскажет, где сейчас полковник Лебедев или капитан Арцеулов, доживут, так и быть, до утра. Остальных сейчас положим. Ну, господа хорошие, какие есть мнения?
— Так что, разведал! — начал ободренный улыбкой начальства Степа. — С четырех сторон забор, окна на первом этаже забиты. Два пулемета, чердынь-калуга, — у главного входа и слева, там, где пустырь…
Косухин повернулся, и, стараясь не оглядываться, пошел прочь. Можно было, конечно, спросить о странном красноармейце у самого товарища Венцлава, но Степа вдруг понял, что делать этого не станет. Более того, ему почему-то совсем расхотелось докладывать о квартире на Троицкой. Степа представил себе, что товарищ Венцлав прикажет доставить сюда эту девушку. Если интересы революции требуют, чтобы даже мертвецы давали ответ, то заставить говорить бедную девушку, которая так горевала о пропавшей кошке, для Венцлава труда не составит.