Гул моторов стал другим — неровным, как бы неуверенным. Аэроплан уже не мчал, а полз сквозь липкие тучи.
— Родион Геннадьевич? — удивился полковник. — Странно…
В глазах собаки вновь загорелись красные огоньки, она отбежала в сторону и оглянулась, как бы приглашая Степу за собой.
— Волков? — удивился капитан. Как и всякий горожанин, он помнил волков лишь по детским сказкам и редким посещениям разъездного зверинца.
— Выходит, так… — Лебедев был поражен не меньше Степы. — Я же писал! Мне сообщили, что мои письма доходят. И от тебя приветы передавали… Я еще удивлялся, Степа, что ты мне не пишешь…
После этого разговора долгое время шли молча. Арцеулов был зол, причем не столько на неразговорчивого Косухина-младшего, сколько на самого себя. Он понял, что ничего не сможет объяснить своим скептическим спутникам. Арцеулов и сам ни за что не поверил бы подобной мистике, если б виденное им самим за последние дни не было, пожалуй, еще более невероятным. Красной засады он не особо боялся. Заглянув еще раз в карту, Ростислав прикинул, что у большевиков едва ли имелась физическая возможность обогнать их на пути к Сайхену. Разве что красные и в самом деле воспользовались аэропланом или дали радио какому-нибудь повстанческому отряду. Но ни в первое, ни во второе Арцеулову не верилось.